Пресловутое «как в жизни» (и даже «как в японской жизни») к фильмам Осима не подходит. «Счастливого Рождества, мистер Лоуренс», а также «Табу», «Империя чувств», «Империя страсти», - притчи, в которых сплошные преувеличения, утрирования, сверхэмоции и сверхчувства, эстетические и сверхэстетские иллюстрации к этико-философским вопросам и ответам. Но при этом в них живет правда, а она вовсе не всегда похожа на реальную жизнь и уж точно не ее копия. В 1983 году Осима снял кино для идеалистов, беспокойных романтиков, утопистов, нереальных людей. Для тех, кому только реальности мало; она лишь ширма, а то, что за ней, преувеличено и сгущено, концентрировано и сверхреалистично, доведено до градуса ада и рая, до предела непогрешимой цельности бусидо, до сверхтребования христианства «возлюби врага своего». Фильм начинают и заканчивают образы простых (земных и вполне узнаваемых) людей – англичанина Лоуренса и японца Хара. Но центр его – безумцы, мечтатели, максималисты, живущие на романтическом пределе бунтари – Селльерс и Йонои (он тоже бунтарь, его бунт против новых - не самурайских - войны и мира). У Осима они братья-враги, идущие одним путем - «путем воина». Если помните, именно из этих двух слов («путь» и «воин») состоит слово «бусидо» - название самурайского кодекса чести. Кто такой самурай? Прежде всего, истинный, идеальный воитель. Причем такие совершенные качества, как мужество, верность, правдивость, справедливость, бескорыстие, не исчерпывают его сути. Безупречный воин – это человек, поднявшийся над смертью и в то же время постоянно устремленный к ней. Его путь – уйти, а не остаться. Умереть с улыбкой на устах, спокойно, без унизительной поспешности и страха перед неизбежным. Это главное дело жизни. Так что… Джек Селльерс, видимо, христианский самурай. Йонои и Джек безжалостны к себе (война для них обоих – вариант Гё, очищения от духовной лени), они томятся собственной небезупречностью, жаждут совершенства. Однако доставшийся им мир отчаянно далек от него и давно уже не нуждается в самураях, в идеальных воинах и битвах. Война 1942 года другая - слишком человеческая, далекая как от идеализма «самурайского кодекса чести», так и от бескомпромиссности христианских заповедей. Несгибаемость (негибкость), по-аввакумовски строгое следование принципам, беспощадное отношение к себе, к собственным и чужим слабостям, готовность с улыбкой (как должное) принять конец – без всего этого, оказывается, вполне можно обойтись. Теперь на войне главное вовсе не умереть, не очиститься от грехов, не победить себя, а выЖИТЬ (Лоуренс: «Через пару месяцев все это может закончиться, давайте попытаемся остаться в живых». Хара тоже это понимает.). Новая война, новая жизнь, новая эпоха, новые правила. И действительно – в фильме выживает самый толерантный, гибкий, обладающий мягкой силой Лоуренс. Новое Рождество (и новое время) наступает именно для него. Жаль только, что Осима ошибся со своими прогнозами. В нашем мире правит отнюдь не толерантность, а пресловутая политкорректность – фальшивая показная форма доброты, мягкости, гибкости, приятия и согласия. Все поступки и шаги Йонои и Сельерса потрясающе несовременны, отдают прекрасной архаикой. Словно перед нами и в самом деле рыцарь и самурай, чей прекрасный поединок, поединок, в общем-то, равных, в основе своей содержит не ненависть, а восхищение, не злость, а понимание, не вражду, а чувство братства (родственность душ, близость характеров). Может, поэтому у некоторых зрителей возникает ощущение нереальности (и даже игрушечности, театральности) происходящего, неких картонных рыцарских лат и клюквенной самурайской крови. Что ж… Действительно тяжело поверить максимуму. Такие воины в прошлом навсегда. С ними, восхищаясь, удивляясь, любя и аккомпанируя безумно красивыми мелодиями Сакамото, а также цветами, бабочками и поцелуями, прощается Осима. Прощается слишком красиво и восторженно, не желая казаться правдивым, но оставаясь честным. Вроде бы все. Хотя… хочется сказать еще несколько слов о Сельерсе (Боуи). Когда посмотрела фильм впервые, задалась вопросом, что за таинственной властью обладает Сельерс (причем не только над Йонои)? Почему начальник лагеря для военнопленных так заворожено стремится у нему, интересуется им, весь фильм находясь под плохо скрываемым гипнозом его личности? Помните, его подчиненные даже начинают опасаться за душевное здоровье командира, а один совершает покушение на Сельерса с целью избавить своего господина от одержимости злым духом (демоном – это слово в фильме тоже звучит). Сельерс – безусловный харизматик. Вы уж простите за это затасканное слово, но когда хочешь объяснить феномен чьей-то власти, без него никак. Что в основе харизмы? Тайна. Тайна личности, заставляющая попадать под ее влияние, трепетать, страшиться и восторгаться. Боуи. Ангельский нимб белокурых волос и внешность Ставрогина. Аномальность поведения, вселяющая восхищение и ужас. Обаяние силы. К слову, харизматичность Ставрогина у Достоевского была столь велика, что в него почти физически влюблены, обречены «веровать в него» даже герои-мужчины. Но если его харизма кроется в его внеморальности, харизма Сельерса – в обостренной (и как потом выясняется, больной) совести, абсолютном пренебрежении к смерти, жажде страдания и очищения. А еще в том, что он одновременно созидатель, спаситель (мира, многих) и разрушитель (своей, брата судьбы). Все это выводит его за скобки как психической, так и социальной нормы. И именно ненормальность, аномальность, иномирность (он сродни магу, шаману, имеющим связь с другими мирами) делает его лидером. Даже для «врага» Йонои, который в свете лидерской правды Сельерса видит, в какую ложь и подделку превращается кодекс самурайской части в современной Японии. Йонои спасает ему жизнь и так бережет ее потом, возможно, для того, чтобы понять его… Мир пошатнулся, еле стоит на ногах. Даже стойкий должен за что-то держаться (Йонои, например, держится за самурайские традиции). А Джек силен словно бы сам из себя, живет аномально, нарушает приказы, запреты, стереотипы… И при этом не падает. Йонои так и не смог разгадать тайну настоящего солдата - крутого Джека. Тот унес ее с собой в могилу. Она упорхнула в небо, как траурная белая бабочка с его улыбающегося мертвого лица. «Смерть Джека была семенем, которое проросло в душе Йонои, а теперь прорастает во всех нас» (Лоуренс). Если бы.